Шекспир мне друг, но истина дороже - Устинова Татьяна Витальевна (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Ну тебя.
– Придумайте, придумайте быстро!..
Озеров посмотрел на него – хороший мальчишка. Не ошиблись они с Гродзовским.
…Что бы такое придумать?
В приемной никого, дверь в директорский кабинет нараспашку.
– Юрий Иванович, здравствуйте, – громко заговорил Максим. – Можно вас на минуточку?..
– Что такое? – Директор выглянул, вид у него был встревоженный. – Максим Викторович, родимый ты мой, что ж так пугаешь? Я теперь каждого телефонного звонка, каждого оклика боюсь, как старая ворона!
– А вороне разве звонят по телефону? – Федя скорчил рожу Озерову – мол, все правильно вы делаете, давайте дальше!..
– Юрий Иванович, я хотел вас спросить, можно ли нам с артистами в фойе разместиться, пока Ольга Михайловна болеет. Я бы еще одну репетицию провел, так сказать, контрольную.
– Как – в фойе? В каком еще фойе?!
– Ну, не в зрительском, конечно, а в том, которое у вас в садик окнами выходит.
Озеров, продолжая говорить, пошел из приемной, и директор, как привязанный, двинулся за ним. Их голоса раздавались еще довольно долго – «зачем же в фойе, когда у нас специальный репзал есть, да ведь в фойе акустика совсем другая, а мне важно послушать», – а потом затихли.
Федор Величковский еще постоял немного, потом забежал в директорский кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.
Там он пробыл совсем недолго, выскочил в приемную – карманы у него теперь были совершенно пустыми и обвисшими, – и подпер распахнутую дверь чугунной фигурой бульдога. Директорскую дверь подпирал чугунный бульдог, Феде это нравилось – характерный штрих.
– А где Юриваныч?
Федя вздрогнул, как застигнутый на месте преступления, и оглянулся. Секретарша в пуховой кофте, от вида которой его неудержимо тянуло чихать, взирала на него с изумлением.
– Он… вышел, – доложил Федя. – Вскоре вернется. А я вот… дверь подпираю, ее сквозняком того… захлобучило.
Секретарша пожала плечами, заглянула в пустой кабинет, Федя в это время уселся на стул в приемной и независимо положил ногу на ногу. Немного посидел и все же чихнул.
– Будьте здоровы, – величественно сказала секретарша.
Вернулись директор с Озеровым. Максим равнодушно скользнул взглядом по Фединым карманам и отвернулся.
– Ох, Максим Викторович, родимый вы мой, спектакль надо записать, надо, надо!.. Только вот про фойе вы что-то неправильное придумали. В репзале лучше, вы уж мне поверьте.
– Да я верю, верю.
– Господи, как подумаю, что нас всех ждет – так ведь и не установлено, кто Виталия убил и зачем!.. И у Ляли такое страшное случилось, как понять, не знаю. Все, все развалилось.
– Еще не все развалилось, Юрий Иванович. Может, еще поправить можно. – И тут вдруг Озерова осенило: – А вы сами спектакли записываете? Ну, на веб-камеру?
– Конечно, как же иначе? Всякий раз. Только не храним, конечно, мы же так, для внутреннего пользования.
– А мне и не нужно давние. Мне как раз за последний месяц.
– За месяц не скажу, а недели за две точно в компьютере есть. А что такое, родимый? Зачем вам?
Озеров походил по кабинету.
…Может, ничего и не выйдет. Даже скорее всего ничего не выйдет, да и времени займет уйму! Но попробовать стоит.
Максим на ходу придумал, что хочет посмотреть артистов, занятых в «Дуэли» – он в работе-то их почти и не видел! – и велел Феде притащить из машины ноутбук.
– Мы файлы на мой компьютер сбросим, и я посмотрю вон хоть в этом репзале. Или в фойе! Я вам мешать не буду, Юрий Иванович.
– Да я только и мечтаю, чтоб мне кто-нибудь помешал! Сижу тут и думаю все одно и то же! С ума скоро сойду.
Федя принес ноутбук, и они перегнали записи. Выбор Озерова был странным – он скачал «Гамлета, принца Датского», «Тартюфа», «Гранатовый браслет», «Отцы и дети» и «Дядю Ваню», а современные постановки все отверг.
Юрий Иванович вручил им ключ от репетиционного зала, и они вышли.
– На что вам записи, шеф?
– А ты не догадываешься?
– Решительно нет!..
Озеров развеселился.
– Ты же детективщик, у тебя теории. Примени теорию!
Федя почесался, как обезьяна.
– Вы хотите посмотреть, кто из артистов отдает всю душу любимому делу.
– Мимо.
– Вы хотите узнать, насколько у них хорош классический репертуар.
– Совсем не туда.
– Тогда не знаю.
– Я собираюсь смотреть вовсе не на артистов.
Величковский даже приостановился.
– А на что?!
– На костюмы, – сказал Озеров. – Ступай, Федька, не мешай мне.
Тот решился:
– Я тогда пойду, заманю в кафе Кузину Бетси. А?.. Вы не возражаете?
Озеров открыл дверь в репетиционный зал, где было душно и пахло пылью, и вошел. И оглянулся на подчиненного.
– На самом деле возражаю, Федя. Ты напрасно морочишь ей голову.
– Я морочу?!
– Интересно, а чем ты занимаешься? Ты таскаешься за ней, катаешь ее с горки, угощаешь завтраком и беседуешь о жизни. Послезавтра, ну, через три дня ты уедешь.
– Да, и что?
– А она останется.
– Ах, в этом смысле.
Озеров отодвинул стул, сел и открыл ноутбук.
– В этом смысле я сам разберусь, Максим Викторович, дорогой. – Голос у Феди был холодный. – Без вас, при всем уважении.
Озеров удивился. Он не ожидал от мальчишки ничего подобного.
– Ты деньги хорошо спрятал, Федор Генрихович, дорогой?
– Я так их спрятал, что вы будете смеяться, как ребенок, когда они найдутся, Максим Викторович.
– Ладно, все, вали.
Наговорив Софочке семь бочек арестантов, немного поныв, поскулив и отпустив несколько комплиментов, Федя выпросил для Василисы «половину отгула». Софочка сначала не соглашалась, потом заулыбалась и велела Василисе не промочить ноги и вовремя явиться к бабушке, долго не гулять.
Они обещали все исполнить в точности.
С кафе ничего не вышло – Василиса упиралась и говорила, что решительно не хочет ни в какое кафе. Федя, разумеется, не мог сообразить, что ей неловко, что у нее денег нет, да и вообще приличная девушка по разным злачным местам со столичными кавалерами не ходит.
Они долго гуляли по кремлевскому саду, спускались и поднимались на холмы, смотрели на Заволжье, и Василиса длинно и интересно рассказывала, что и как тут было во времена знаменитой Нижегородской ярмарки. Федя слушал с удовольствием и в ответ рассказал, что его мамаша первым делом, куда бы ни приезжала, отправляется на экскурсию по городу, и их с папашей приучила.
Уже вечерело, розовый свет ложился на белые башни и купола, когда Василиса решила, что должна познакомить Федю с бабушкой. Это была дивная мысль – их познакомить!.. Все свои впечатления она всегда проверяла именно бабушкой, они потом могли долго о них говорить, а Василисе страшно хотелось поговорить с кем-нибудь о Феде Величковском.
– Давай ты проводишь меня домой, – предложила она, постаравшись, чтобы это прозвучало легко и беззаботно. А что тут такого, они ведь просто приятели! – А я тебя с бабушкой познакомлю. Она у меня замечательная.
Федя выразил немедленную готовность знакомиться с бабушкой. Ничего особенного не было ни в Василисином предложении, ни в его согласии, но в тот момент, когда они побежали за трамваем – чтобы ехать знакомиться, – будущее изменилось. Оно изменилось окончательно и бесповоротно. Когда они ехали и Федя шарил по карманам в поисках мелочи, чтобы заплатить кондуктору, – у Василисы был проездной, – и когда передавали монеты, и когда их качало и толкало друг на друга, совершенно другое будущее уже маячило впереди.
Не то, что было им приготовлено раньше.
– А хочешь, я тебе покажу свой дневник?
– Какой дневник? – не понял Федя.
– За одиннадцатый класс!.. Там есть одна очень смешная запись!
Василиса живо соскочила с дивана, выдвинула ящик полированного стола, произвела в нем раскопки – Федя весело ждал, ему было интересно посмотреть ее дневник за одиннадцатый класс! – и вытащила тоненькую книжицу с русалочкой на обложке.
